Скамейка

 

"Всё самое лучшее случается (с нами) неожиданно". (Маркес)

У меня раньше был офис на Подоле. Я как-то обратила внимание на одну пожилую женщину, которая все время попадалась мне на глаза по дороге на работу. Она очень часто сидела на улице на одной и той же скамейке, и все время читала книгу. Маленькая худенькая, но аккуратная. Однажды я увидела, как она ела какой-то бутерброд и пила что-то из термоса. Это меня удивило. По логике вещей она должна была где-то рядом жить и выходить на улицу прогуляться. Тогда зачем термос, и почему она все время на одной скамейке?

Ну, сидит себе и Бог с ней (а он таки был с ней), кому она мешает? Но Бог решил иначе. Однажды, проходя мимо нее, у меня зазвонил телефон. Руки были заняты, а телефон в сумке, и я присела возле нее. Она подождала конца разговора и спросила, который час? Дальше как-то слово за слово и мы с ней разговорились. Иногда ужасно хочется с кем-то поговорить по душам. А ведь часто не с кем. Мой любимый Хэм пил потому, что придурков вокруг много было, а поговорить по душам не с кем было. А здесь, передо мной, была одинокая старушка Вера Владимировна со своими книгами и ей, как оказалось, точно не с кем  было поговорить.

Люблю я имя Вера, и маму у меня так зовут, и тепло от нее шло тогда в морозную погоду, как от мамы, вот и разговорились. Она мне рассказала, что жила когда-то здесь,  а потом дом снесли, ей дали квартиру в другом месте, но приходит она сюда почти каждый день, потому что была у нее когда-то семья: муж и сын. Они с мужем очень старались дать сыну хорошее образование, и в итоге у него их было два. А в лихие девяностые она уже была на пенсии, хотя еще и работала в библиотеке. И зарплата в библиотеке тогда, и пенсия - это были копейки. Муж остался без работы, сын не мог найти работу. Ну, что там вспоминать девяностые: базары да рекетеры. Вот муж с сыном и уехали куда-то в Россию на заработки. Как уехали, так и пропали. А через пять лет после их отъезда снесли их дом и Веру Владимировну переселили. - Знаете, Алла, сказала она мне, дом снесли, а эта скамеечка осталась. Мы здесь с мужем часто сидели. Вот так до сих пор и прихожу сюда. Жду их здесь. Они ведь нового адреса не знают. Приедут, а дома-то нет. Где дом искать-то?

Я не умею измерять жизнь теми моментами, когда мне дышится на всю грудь, она у меня меряется только теми мгновениями, когда случается затаить дыхание.  И здесь оно у меня затаилось, стало больно дышать. К тому времени, как мы познакомились, она их ждала уже 15 лет. Сразу вспомнился фильм про хаски "Хатико". Это тот редкий случай, когда я плакала на просмотре. Но здесь передо мной сидела уже немолодая женщина, умная и начитанная, и она совершенно не выглядела несчастной. Она даже что-то пыталась мне говорить о счастье, вернее о пути к счастью, что-то от низшего к более великому совершенству, но я мало что запомнила. Мне хотелось ее обнять и заплакать.  Было очень прохладно; она была одета легко; я осторожно сказала, что могу ей принести какие-то свои теплые вещи, могу дубленку старую отдать. Она согласилась. Я на следующий день принесла, а она меня ждала. Я, помнится, произнесла тогда: - Вера Владимировна, кажется, сегодня Вы первый раз ждали человека, точно зная, что дождетесь его.

Я о Вере рассказала на работе. Мои литовцы привозили ей всегда что-то вкусное. Все празднования в офисе проходили с мыслями об этой старушке. Ей всегда что-то оставляли с праздничного стола. Я несколько раз ее приглашала, но она всегда отказывалась, зато всегда брала с удовольствием новые книги, которые у нас выходили, я ей всегда дарила их. И я специально всегда ходила одной и той же дорогой, чтобы помахать ей рукой и перекинуться парой слов. А потом мы съехали, и я перестала ее видеть. Прошло больше двух лет. А сегодня я бродила там утром в том районе по делам и специально  пошла к Вериной скамейке. Она была пуста. Я села на нее и решила подождать. Что-то пригвоздило меня к  ней. Подумалось: больше 20 лет она ходила к этой скамейке ждать своих, а вот теперь на ней сидит  кто-то и впервые ждет Веру.

Я просидела минут сорок, когда ко мне подошел какой-то мужчина с палочкой. Ему было много лет, но это не имело никакого значения. Либо ты мужчина, либо - нет, и возраст здесь не играет никакой роли. Этот был мужчиной. Он мне сказал: -Здравствуйте, Алла. Вы ждете Веру? Я очень рад, что Вы пришли, я знал, что когда-нибудь Вы придете. Он вытянул из кармана руку; протянул мне ладонь, и я увидела в ней колечко.
- Возьмите. Это Верочкино. На память. Верочки больше нет. А я Сергей Борисович. У меня окно напротив этой скамеечки. Я и Вас из него заметил. Раньше мы с моей женой часто за Верой наблюдали, а потом жена с ней разговорилась, историю ее мне и рассказала. Я четыре года назад схоронил жену, после этого как-то решил поговорить с Верой. Она была очень интересной женщиной, и с ней рядом было стыдно раскисать. Мы с ней подружились. Она мне рассказывала о Вас и даже показывала мне Вас. Я ее все время к себе звал, чтоб она не носилась со своим термосом, но она все равно его брала. А последний год она очень ослабла, я ее забрал к себе. Из окошка за скамеечкой наблюдала. Я похоронил ее рядом со своей женой. Хотите, я Вас отвезу к ней? Я кивнула.

Мы шли с кладбища. Чувство боли. Кажется, оно осталось в нашей жизни единственным настоящим чувством - подлинным и естественным. У меня из глаз покатились слезы, а Серей Борисович меня обнял и сказал: - Что Вы, Алла, она же теперь с ними, со своими. Она же так долго этого ждала. Ведь и Вы, и я, да и она сама на самом деле знали, что они ее там ждут так же, как и она их - здесь, и дождутся они -не она. Я шла домой, думая о том, что сейчас сяду рисовать ее скамейку, которая была для нее всем, и пыталась вспомнить, что же она мне говорила о том счастливом пути от низшего к великому и совершенному. Вере Владимировне было 82 года. Наверное, таких историй полно. Они обычны, о них мало кто знает. Если бы не снесли дом, то Вера ждала бы их, молча, дома и я бы не узнала об этом никогда. А сейчас я смотрю на ее колечко, рисую ее скамейку, которая, я уверена, будет теперь ждать свою Веру, храня о ней Память.

 

Источник